Индустриализация в СССР

В начале XX века Российская империя, наряду с США, занимала ведущее положение в мировом сельском хозяйстве, занимая 1 место по экспорту зерновых^[6] и 1-е место по производству и экспорту сливочного масла^[7]. Накануне революции национальный доход страны составлял 16,4 млрд рублей (7,4 % от общемирового). По этому показателю Российская империя занимала четвёртое место послеСША, Германии и Британской империи. По темпам роста национального дохода Российская империя опережала многие страны, а в отдельные периоды, например с 1908 по 1917 гг. они были среди самых высоких в тот период^[8] свыше 7 % в отдельные годы. Новейшие оценки темпов роста национального дохода России более скромны, американский исследователь П. Грегори оценивает средний рост за период 1885—1913 годов в 3,25 % в год (с увеличением до 4,7 % в год в период наибольшего роста (1889—1904 годы)), что оценивается как уровень роста немного выше развитых европейских стран, но ниже США^[9].

Доля России в мировой промышленности составляла в 1913 году, по разным оценкам, от 5,3 % (пятое место в мире)^[10] до 12,73 % (третье место в мире)^[11]. По оценке известного экономисторика П. Байроха доля России в мировом промышленном производстве в 1913 году составляла 8,2 % и она занимала 4 место после США, Германии и Великобритании^[12]. Для отдельных отраслей промышленности Российской империи был характерен крайне быстрый рост. С 1894 по 1914 года в Российской империи добыча угля возросла на 306 %, нефти — на 65 % (рост остановился в 1901, с тех пор прироста не наблюдалось), золота — на 43 %, меди — на 375 %; чугуна — на 250 %; железа и стали — на 224 %. России принадлежало 80 % мирового производства льна^[8]. Ряд отраслей промышленности в дореволюционной России был развит довольно хорошо: металлургия, паровозостроение, текстильная промышленность. Россия до революции имела самую большую в Европе сеть железных дорог (протяженность — 70,5 тыс. км в 1917 г.), и для её эксплуатации был задействован большой парк паровозов и вагонов отечественного производства. Текстильная промышленность с самого начала возникла как конкурентоспособная отрасль, основанная на частной инициативе, и таковой оставалась в начале XX в^[13]. По количеству выработанной электроэнергии, в 1913 году Россия находилась на 5 месте в мире при генерации 1,9 млрд. кВт*час в год на 9537 станциях. Уже в 1916 году производство электроэнергии увеличилось до более 4,7 млрд. кВт*час при эксплуатации 11800 силовых установок (в 1928 году СССР производил 5,0 млрд. кВт*час)^[14].

Вместе с тем, даже по развитию базовых отраслей Россия значительно отставала от ведущих европейских стран^[15]. Что касается более сложных и наукоёмких отраслей, то там отставание было намного большим. Как указывал Н. Рожков, своего промышленного машиностроения и производства средств производства (станков и оборудования) в России в начале XX в. фактически не существовало^[16]. Судостроительная промышленность также была развита слабо: за рубежом закупалось порядка 80 % всех судов; часть собственных судов производилась в районе Каспия, куда импортные суда попросту не могли дойти^[17]. Недостатки в развитии русской промышленности сыграли немалую роль в событиях Первой мировой войны, когда русская армия оказалась хуже оснащенной военной техникой, вооружением и боеприпасами, чем другие воюющие страны. Индустриализация в Российской империи привела к формированию рабочего класса, который стал доминировать в структуре населения крупных городов, включая обе столицы. Однако страна остаётся преимущественно крестьянской: доля сельского населения составляла 73 % к началу XX века, тогда как в Великобритании структура населения была обратной: 75 % жителей приходилось на города^[18]. Экономисты начала XX в. и современные экономические историки приводили ряд причин, которые могли способствовать указанным недостаткам в развитии дореволюционной русской промышленности. Среди них — ошибки при проведении протекционистской политики правительства^[19], высокая монополизация промышленности, неверные приоритеты государственной промышленной и транспортной стратегии, коррупция государственного аппарата^[20].

По результатам Первой мировой войны, двух революций 1917 года, а также Гражданской войны объём валовой продукции промышленности России в 1917 г. упал по сравнению с 1913 г. на 29 %, производство предметов потребления составило в 1917 году 67,3 % от довоенного. Процесс национализации предприятий российской промышленности в рамках политики «военного коммунизма» привёл к ухудшению положения дел на производстве из-за отсутствия опыта в руководстве производственным процессом у новых советских руководителей. Так, в 1920 году объём промышленной продукции по отношению к уровню 1913 года на территории Советской России составлял лишь 13,9 %, а по производству предметов потребления — 12,3 %. В то же время к концу Гражданской войны большевикам удалось в целом решить вопросы по организации работы промышленности в условиях военного времени^[21]. Динамичное развитие электроэнергетики в Российской Империи было прервано социально-политическими катаклизмами. В дальнейшем электроэнергетическая отрасль подверглась процессам полной деградации вплоть до конца 1921 года^[14]. Ущерб тяжелой промышленности от гражданской войны в результате боевых действий не был существенным. Тяжелая промышленность была восстановлена в короткие сроки^[22].

Разработка плана электрификации страны началась ещё в 1915 году, и после некоторого перерыва продолжилась при большевиках. В декабре 1920 г. план ГОЭЛРО был одобрен VIII Всероссийским съездом Советов, а через год его утвердил IX Всероссийский съезд Советов.

Планом предусматривалось опережающее развитие электроэнергетики, привязанное к планам развития территорий. План ГОЭЛРО, рассчитанный на 10—15 лет, предусматривал строительство 30 районных электрических станций (20 ГРЭС и 10 ГЭС) общей мощностью 1,75 млн кВт. Проект охватывал восемь основных экономических районов (Северный, Центрально-промышленный, Южный, Приволжский, Уральский, Западно-сибирский, Кавказский и Туркестанский). Параллельно велось развитие транспортной системы страны (реконструкция старых и строительство новых железнодорожных линий, сооружение Волго-Донского канала).

Исследователями^{[какими?]} выделяются следующие особенности индустриализации:

• Перекачивание средств из сельского хозяйства в промышленность с помощью «ножниц цен»;
• Особая роль государства в централизации и концентрации средств для индустриализации;
• Создание единой формы собственности — социалистической — в двух видах: государственной и кооперативно-колхозной, с ликвидацией частной собственности на средства производства;
• Планирование индустриализации;
• Отсутствие частного капитала;
• Опора на собственные ресурсы (привлечь частный капитал в сложившихся внешних и внутренних условиях было невозможно);
• Изыскание средств путём продажи материальных ценностей, предметов искусства и традиционных природных ресурсов (пушнина, древесина) за рубеж.

До 1928 года СССР проводил «Новую экономическую политику» (НЭП). В то время как сельское хозяйство, розничная торговля, сфера услуг, пищевая и лёгкая промышленность находились в основном в частных руках, государство сохраняло контроль над тяжёлой промышленностью, транспортом, банками, оптовой и международной торговлей («командные высоты»). Государственные предприятия конкурировали друг с другом, роль Госплана СССР ограничивалась прогнозами, которые определяли направления и размер государственных инвестиций.

Одним из фундаментальных противоречий большевизма был тот факт, что партия, именовавшая себя «рабочей», а своё правление — «диктатурой пролетариата», пришла к власти в аграрной стране, где заводские рабочие составляли лишь несколько процентов населения, и то большинство из них представляли собой недавних выходцев из деревни, ещё не вполне порвавших связи с ней. Россия исторически сильно отставала от развитых стран по соотношению городского и сельского населения: свыше 80 % её населения на 1914 год проживало на селе, только 15,3 % составляли горожане. В то время как самая урбанизированная страна Европы — Англия — имела в городах 78 % населения, Франция и США до 40 %, а Германия до 54,3 %^[18].Форсированная индустриализация была призвана ликвидировать эту диспропорцию.

С внешнеполитической точки зрения, страна находилась во враждебных условиях. По мнению руководства ВКП(б), существовала высокая вероятность новой войны с капиталистическими государствами. Показательно, что ещё на X съезде РКП(б) в 1921 году автор доклада «О советской республике в окружении» Л. Б. Каменев констатировал начавшуюся в Европе подготовку ко второй мировой войне^[23]:

То, что мы ежедневно наблюдаем в Европе, … свидетельствует, что война не закончена, армии передвигаются, боевые приказы отдаются, гарнизоны то в одну, то в другую местность отправляются, никакие границы не могут считаться твёрдо установленными. … можно ожидать с часу на час, что старая законченная империалистская бойня породит, как своё естественное продолжение, какую-нибудь новую, ещё более чудовищную, ещё более гибельную империалистскую войну.

Подготовка к войне требовала основательного перевооружения. Военно-учебные заведения Российской империи, разрушенные революцией и Гражданской войной, были восстановлены: военные академии, училища, институты и военные курсы начали подготовку кадров для Красной Армии^[24]. Однако немедленно начать техническое перевооружение Красной Армии было невозможно в силу отсталости тяжёлой промышленности, которая уже в эпоху империи показала свою неконкурентоспособность: Россия умудрилась проиграть войну 1904-05 годов даже Японии. Существующие темпы индустриализации^[25] были явно недостаточными, поскольку отставание от капиталистических стран, в которых в 1920-е был экономический подъём, увеличивалось.

Один из первых подобных планов перевооружения был изложен уже в 1921 году, в проекте реорганизации РККА, подготовленном к X съезду Гусевым С. И. и Фрунзе М. В. В проекте констатировалась как неизбежность новой большой войны, так и неготовность Красной Армии к ней. Гусев и Фрунзе предлагали организовать массовое производство танков, артиллерии, «броневиков, бронепоездов, аэропланов» в «ударном» порядке. Отдельным пунктом также предлагалось внимательно изучить боевой опыт Гражданской войны, в том числе и противостоявших Красной армии частей (офицерские части белогвардейцев, тачанки махновцев, врангелевские «бомбомётные аэропланы» и т. д. Помимо этого, авторы также призывали срочно организовать издание в России иностранных «марксистских» трудов по военным вопросам.

После окончания Гражданской войны Россия вновь столкнулась с дореволюционной проблемой аграрного перенаселения («мальтузианская ловушка»). В царствование Николая II перенаселение вызывало постепенное уменьшение средних наделов земли, избыток рабочих рук в деревне не поглощался ни оттоком в города (составлявшем около 300 тыс. чел. в год при среднем приросте до 1 млн чел. в год), ни эмиграцией, ни инициированной правительством Столыпина программой переселений колонистов за Урал^{[источник не указан 1139 дней]}.

В результате естественного роста сельского населения и дробления крестьянских хозяйств размер душевого земельного надела сокращался: если в конце XIX века он составлял в среднем 3,5 десятины на душу, то к 1905 году — всего 2,6 десятины. К этому времени из 85 млн крестьян 70 млн были безземельными или малоземельными. 16,5 млн крестьян имели надел от 1/4 до 1 десятины, а 53,5 млн крестьян — от 1 до 1,75 десятины на душу. При такой площади земли обеспечить расширенное товарное производство было невозможно^[26].

Вопрос частично «решился» из-за гибели миллионов крестьян во время Гражданской войны, голода 1921—1923 годов и раскулачивания, однако в 1920-е годы перенаселение приняло вид безработицы в городах. Она стала серьёзной социальной проблемой, нараставшей в течение всего НЭПа, и к его концу составила более 2 млн человек, или около 10 % городского населения^[27]. Правительство считало, что одним из факторов, сдерживающих развитие промышленности в городах, были недостаток продовольствия и нежелание деревни обеспечивать города хлебом по низким ценам.

Эти проблемы партийное руководство намеревалось решать путём планового перераспределения ресурсов между сельским хозяйством и промышленностью, в соответствии с концепцией социализма, о чём было заявлено на XIV съезде ВКП(б) и III Всесоюзном съезде Советов в 1925 г. В сталинской историографии XIV съезд именовался «съездом индустриализации», однако он принял лишь общее решение о необходимости превращения СССР из аграрной страны в индустриальную, не определив при этом конкретных форм и темпов индустриализации.

Выбор конкретной реализации центрального планирования бурно обсуждался в 1926—1928 гг. Сторонники генетического подхода (В. Базаров, В. Громан, Н. Кондратьев) полагали, что план должен составляться на основе объективных закономерностей развития экономики, выявленных в результате анализа существующих тенденций. Приверженцы телеологического подхода (Г. Кржижановский, В. Куйбышев, С. Струмилин) считали, что план должен трансформировать экономику и исходить из будущих структурных изменений, возможностей выпуска продукции и жёсткой дисциплины. Среди партийных функционеров первых поддерживал сторонник эволюционного пути к социализму Н. Бухарин, а последних Л. Троцкий, который настаивал на ускоренных темпах индустриализации^[28][29].

Одним из первых идеологов индустриализации был близкий к Троцкому экономист Е. А. Преображенский, в 1924—1925 годах разработавший концепцию форсированной «сверхиндустриализации» за счёт средств из деревни («первоначальное социалистическое накопление», по Преображенскому). Со своей стороны, Бухарин обвинил Преображенского и поддерживавшую его «левую оппозицию» в насаждении «военно-феодальной эксплуатации крестьянства» и «внутреннего колониализма».

Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В. Сталин поначалу стоял на точке зрения Бухарина, однако после исключения Троцкого из ЦК партии в конце 1927 г. поменял свою позицию на диаметрально противоположную^[30]. Это привело к решающей победе телеологической школы и радикальному повороту от НЭПа. Исследователь В. Роговин считает, что причиной «левого поворота» Сталина стал кризис хлебозаготовок 1927 года; крестьянство, особенно зажиточное, массово отказывалось продавать хлеб, посчитав установленные государством закупочные цены заниженными. Ещё одной причиной изменения курса мог быть англо-советский конфликт (Военная тревога 1927 года)

Внутренний хозяйственный кризис 1927 года переплёлся с резким обострением внешнеполитической обстановки. 23 февраля 1927 года министр иностранных дел Великобритании направил СССР ноту с требованием прекратить поддерживать гоминьдановско-коммунистическое правительство в Китае. После отказа Великобритания 24 — 27 мая разорвала дипломатические отношения с СССР^[31]. Однако в то же время альянс Гоминьдана и китайских коммунистов развалился; 12 апреля Чан Кайши со своими союзниками вырезал шанхайских коммунистов (см. Шанхайская резня 1927 года). Этот инцидент широко использовался «объединённой оппозицией» («троцкистско-зиновьевским блоком») для критики официальной сталинской дипломатии, как заведомо провальной.

В этот же период произошёл налёт на советское полпредство в Пекине (6 апреля), британская полиция провела обыск в советско-английском акционерном обществе «Аркос» в Лондоне (12 мая). В июне 1927 года представители РОВС провели серию терактов против СССР. В частности, 7 июня белоэмигрантом Кавердой убит советский полпред в Варшаве Войков, в тот же день в Минске убит начальник Белорусского ОГПУ И. Опанский, днём ранее террорист РОВС бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ в Москве. Все эти инциденты содействовали созданию обстановки «военного психоза», появлению ожиданий новой иностранной интервенции («крестового похода против большевизма»).

В августе 1927 года среди населения началась паника, вылившаяся в повальную закупку продуктов впрок. На XV съезде ВКП(б) (декабрь 1927) Микоян признал, что страна пережила трудности «кануна войны без того, чтобы иметь войну».

К январю 1928 года было заготовлено всего лишь 2/3 зерна по сравнению с уровнем прошлого года, так как крестьяне массово придерживали хлеб, посчитав закупочные цены заниженными. Начавшиеся перебои в снабжении городов и армии усугубились обострением внешнеполитической обстановки, дошедшем даже до проведения пробной мобилизации.

Главной задачей введённой плановой экономики было наращивание экономической и военной мощи государства максимально высокими темпами. На начальном этапе это сводилось к перераспределению максимально возможного объёма ресурсов на нужды индустриализации. 2 декабря 1927 г. на XV съезде ВКП(б) были приняты «Директивы по составлению первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР», в которых съезд высказался против сверхиндустриализации: темпы роста не должны быть максимальными, и их следует планировать так, чтобы не происходило сбоев^[32]. Разработанный на основе директив проект первого пятилетнего плана (1 октября 1928 г. — 1 октября 1933 г.) был одобрен на XVI конференции ВКП(б) (апрель 1929 г.) как комплекс тщательно продуманных и реальных задач. Этот план, в реальности намного более напряжённый, чем прежние проекты, сразу после его утверждения V съездом Советов СССР в мае 1929 года дал основания для проведения государством целого ряда мер экономического, политического, организационного и идеологического характера, что возвысило индустриализацию в статус концепции, эпоху «великого перелома». Стране предстояло развернуть строительство новых отраслей промышленности, увеличить производство всех видов продукции и приступить к выпуску новой техники.

Партийное руководство обеспечило мобилизацию населения в поддержку индустриализации^[34]. Комсомольцы в особенности восприняли её с энтузиазмом. Как и во время первой и второй промышленной революции в западных странах, индустриализация не была бы возможна без роста эффективности сельскохозяйственного производства и связанного с этим оттока лишнего сельского населения в города. Россия по соотношению городского и сельского населения в начале XX века была аграрной страной: в городах проживало не более 20 %, тогда как в Англии (пионер промышленной революции) соотношение было обратным^[18][35]. Миллионы людей самоотверженно^[36], почти вручную, строили сотни заводов, электростанций, прокладывали железные дороги, метро. Часто приходилось работать в три смены. В 1930 году было развёрнуто строительство около 1500 объектов, из которых 50 поглощали почти половину всех капиталовложений. При содействии иностранных специалистов был воздвигнут ряд гигантских промышленных сооружений: ДнепроГЭС, металлургические заводы в Магнитогорске, Липецке и Челябинске, Новокузнецке, Норильске, а также Уралмаш, тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове, Уралвагонзавод, ГАЗ, ЗИС и др. 1 июня 1931 года между США и СССР был заключён контракт об участии американских инженеров в постройке 90 советских металлургических заводов.

Чтобы создать собственную инженерную базу, в срочном порядке создавалась отечественная система высшего технического образования^[37]. Индустриализация в СССР потребовала подготовки за период с 1930 по 1935 год около 435 тысяч инженерно-технических специалистов, в то время как их число в 1929 году было в 7 раз меньше и составляло 66 тысяч^[37].

В 1930 году в СССР было введено всеобщее начальное образование, а в городах обязательное семилетнее.

В 1930 году, выступая на XVI съезде ВКП(б), Сталин признал, что индустриальный прорыв возможен лишь при построении «социализма в одной стране» и потребовал многократного увеличения заданий пятилетки, утверждая, что по целому ряду показателей план может быть перевыполнен^[38].

С целью повышения стимулов к работе оплата стала более сильно привязываться к производительности. Активно развивались центры по разработке и внедрению принципов научной организации труда. Один из крупнейших центров такого рода Центральный институт труда (ЦИТ) создал около 1700 учебных пунктов с 2 тыс. квалифицированнейших инструкторов ЦИТа в разных уголках страны. Они действовали во всех ведущих отраслях народного хозяйства — в машиностроении, металлургии, строительстве, легкой и лесной промышленности, на железных дорогах и автотранспорте, в сельском хозяйстве и даже в военно-морском флоте^[39].

Уделялось внимание и индустриализации сельского хозяйства. Благодаря появлению отечественного тракторостроения, в 1932 году СССР отказался от ввоза тракторов из-за границы, а в 1934 году Кировский завод в Ленинграде приступил к выпуску пропашного трактора «Универсал», который стал первым отечественным трактором, экспортируемым за границу. За десять предвоенных лет было выпущено около 700 тыс. тракторов, что составило 40 % от их мирового производства^[40].

Поскольку капиталовложения в тяжёлую индустрию почти сразу превысили ранее запланированную сумму и продолжали расти, была резко увеличена денежная эмиссия (то есть печать бумажных денег), и в течение всей первой пятилетки рост денежной массы в обращении более чем в два раза опережал рост производства предметов потребления, что привело к росту цен и дефициту потребительских товаров.

Так как после национализации иностранных концессий по добыче золота против СССР был объявлен «золотой бойкот», для получения иностранной валюты, необходимой для финансирования индустриализации, применялись в том числе такие способы, как продажа картин из коллекции Эрмитажа.

Параллельно государство перешло к централизованному распределению принадлежащих ему средств производства и предметов потребления, осуществлялись внедрение командно-административных методов управления и национализация частной собственности. Возникла политическая система, основанная на руководящей роли ВКП(б), государственной собственности на средства производства и минимуме частной инициативы. Также началось широкое использование принудительного труда заключенных ГУЛАГа, спецпоселенцев, тылового ополчения.

В 1933 году на объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин говорил в своем докладе, что по итогам первой пятилетки предметов широкого потребления произведено меньше, чем нужно, но политика отодвигания на задний план задач индустриализации привела бы к тому, что у нас не было бы тракторной и автомобильной промышленности, чёрной металлургии, металла для производства машин. Страна сидела бы без хлеба. Капиталистические элементы в стране неимоверно повысили бы шансы на реставрацию капитализма. Наше положение стало бы аналогично положению Китая, который тогда не имел своей тяжелой и военной промышленности, и стал объектом агрессии. Мы бы имели с другими странами не пакты о ненападении, а военную интервенцию и войну. Войну опасную и смертельную, войну кровавую и неравную, ибо в этой войне мы были бы почти что безоружны перед врагами, имеющими в своем распоряжении все современные средства нападения^[41].

В 1935 году открылась первая очередь Московского метрополитена общей протяжённостью 11,2 км.

В 1935 году появилось «движение стахановцев», в честь забойщика шахты А. Стаханова, который, согласно официальной информации того времени, в ночь с 30 на 31 августа 1935 года выполнил за смену 14,5 нормы.

Первая пятилетка была связана со стремительной урбанизацией. Городская рабочая сила увеличилась на 12,5 миллионов человек, из которых 8,5 миллионов были мигрантами из сельской местности. Тем не менее, доли в 50 % городского населения СССР достиг только в начале 1960-х годов.

Из-за границы были приглашены инженеры, многие известные компании, такие как Siemens-Schuckertwerke AG и General Electric, привлекались к работам и осуществляли поставки современного оборудования, значительная часть моделей техники, производившейся в те годы на советских заводах, представляла собой копии либо модификации зарубежных аналогов (например, трактор Fordson, собиравшийся на Сталинградском тракторном заводе).

В феврале 1930 года между «Амторгом» и фирмой американского архитектора Альберта Кана Albert Kahn, Inc. был подписан договор, согласно которому фирма Кана становилась главным консультантом советского правительства по промышленному строительству и получала пакет заказов на строительство промышленных предприятий стоимостью 2 млрд долларов (около 250 млрд долларов в ценах нашего времени). Эта фирма обеспечила строительство более 500 промышленных объектов в СССР^[42][43][44].

В Москве был открыт филиал Albert Kahn, Inc. под названием «Госпроектстрой». Его руководителем был Мориц Кан, брат главы компании. В нём работали 25 ведущих американских инженеров и около 2,5 тыс. советских сотрудников. На тот момент это было самое большое архитектурное бюро мира. За три года существования «Госпроектстроя» через него прошло более 4 тыс. советских архитекторов, инженеров и техников, изучавших американский опыт. В Москве также работало Центральное бюро тяжелого машиностроения (ЦБТМ), филиал немецкой компании Demag.

Фирма Альберта Кана играла роль координатора между советским заказчиком и сотнями западных компаний, поставлявших оборудование и консультировавших строительство отдельных объектов. Так, технологический проект Нижегородского автозавода выполнила американская компания Ford, строительный — британская Austin Motor Company. Строительство 1-го Государственного подшипникового завода в Москве (ГПЗ-1), который проектировала компания Кана, осуществлялось при техническом содействии итальянской фирмы RIV.

Сталинградский тракторный завод, построенный по проекту Кана в 1930 году, был изначально сооружен в США, а затем был размонтирован, перевезен в СССР и собран под наблюдением американских инженеров. Он был оснащен оборудованием более чем 80 американских машиностроительных компаний и нескольких немецких фирм.

Американский гидростроитель Хью Купер стал главным консультантом строительства Днепрогэс, гидротурбины для которого были закуплены у компаний General Electric и Newport News Shipbuilding^[45].

Магнитогорский металлургический комбинат был спроектирован американской фирмой Arthur G. McKee and Co., которая также осуществляла надзор над его строительством. Стандартная доменная печь для этого и всех остальных металлургических комбинатов периода индустриализации была разработана чикагской компанией Freyn Engineering Co.^[46]

В развитии советской нефтехимии принимал активное участие американский специалист Фред Кох. За годы первой пятилетки компания Winkler-Koch построила в СССР пятнадцать заводов по крекингу тяжелой нефти^[47].

На индустриализацию требовалось не менее 45 млрд руб. золотом.

Важнейшим источником финансирования индустриализации должен был стать экспорт, для получения иностранной валюты на покупку оборудования. Однако денег не хватало, и руководство Наркомата торговли, который в 1926 году возглавил А. И. Микоян, и подведомственной ему конторы Внешторга «Антиквариат» выступило с инициативой продажи культурных ценностей, суля баснословную выручку. Им поверили, и в 1928—1933 гг. прошла беспримерная эпопея музейных распродаж. Через Наркомторг валом продали более шести тысяч тонн культурных ценностей, сбив цену и выручив за них менее 20 млн руб.^[48] — по три рубля за «килограмм Рембрандта»^[49]. Торгсин за счет продажи населению продуктов питания и предметов потребления за иностранную валюту, золото, серебро и драгоценные камни выручил 287 млн зол. руб.^[50] — более пятой части затрат на импортные закупки 1932—1935 гг.^[51] При этом более 155 млн руб. из этой суммы были выручены в голодные 1932—33 гг. в основном на продаже продовольственных товаров^[52]. Также осуществлялась кампания по изъятию ценностей (включая предметы домашнего обихода) и иностранной валюты у населения под лозунгом борьбы со спекуляцией. Только за 1930 год ОГПУ сдало Госбанку ценностей на сумму более 10 млн золотых рублей (эквивалент почти 8 тонн чистого золота). В мае 1932 года заместитель председателя ОГПУ Ягода докладывал Сталину, что в кассе ОГПУ находится ценностей на сумму 2,4 млн золотых рублей и что вместе с ценностями, которые «были ранее сданы Госбанку», ОГПУ добыло 15,1 млн золотых рублей (почти 12 тонн золота)^[53].

Рос и экспорт сельскохозяйственной продукции, нефти, других полезных ископаемых, добыча которых увеличивалась. Если в период 1924—1928 годах среднегодовой экспорт товаров из СССР в физическом выражении составлял 7,86 млн тонн, то в 1930 году он увеличился до 21,3 млн тонн, а в 1931 году — до 21,8 млн тонн.

Баланс внешней торговли постепенно выравнивался и в отдельные годы экспорт превышал импорт (1924, 1926, 1929). Доля сельскохозяйственной продукции в экспорте снижалась, существенно изменилось и её качество: вывоз пушнины в 1931 г. на 25 % состоял из выделанных и окрашенных мехов, кожаное сырье сменилось вывозом обуви, от экспорта трёпаного льна страна переходит к поставкам чёсаного льна и пряжи. Таким образом, уже к концу 1920-х годов СССР добился радикальной смены структуры экспорта по сравнению с Российской империей, у которой доля сельскохозяйственных поставок составляла 73,8 % (1121,8 млн рублей, 1913 год), и в экспорте промышленных изделий достиг показателей 1913 года к 1928 году (соответственно 398,8 млн рублей и 397,3 млн рублей), а в 1931 году превзошёл их^[54].

В конце 1932 г. было объявлено об успешном и досрочном выполнении первой пятилетки за четыре года и три месяца. Подводя её итоги, Сталин сообщил, что тяжёлая индустрия выполнила план на 108 %. За период между 1 октября 1928 г. и 1 января 1933 г. производственные основные фонды тяжёлой промышленности увеличились в 2,7 раза.

В своём докладе на XVII Съезде ВКП(б) в январе 1934 года, Сталин привёл следующие цифры со словами: «Это значит, что страна наша стала прочно и окончательно — индустриальной страной»^[56].

Вслед за первой пятилеткой последовала вторая пятилетка, с несколько меньшим акцентом на индустриализации, а затем третья пятилетка, которая была сорвана из-за начавшейся Второй мировой войны.

Результатом первых пятилеток стало развитие тяжёлой промышленности, благодаря чему прирост ВВП в течение 1928-40 гг., по оценке В. А. Мельянцева, составил около 4,6 % в год (по другим, более ранним, оценкам, от 3 % до 6,3 %)^[57][58]. Промышленное производство в период 1928—1937 гг. выросло в 2,5—3,5 раза, то есть, 10,5—16 % в год^[59], по другим оценкам, в 2,17 раза, то есть 9 % в год^[60].В частности, выпуск машинного оборудования в период 1928—1937 гг. рос в среднем 27,4 % в год^[61]. С 1930 по 1940 год число высших и средних технических учебных заведений в СССР выросло в 4 раза и превысило 150^[62],^[63].

К 1941 г. было построено около 9 тыс. новых предприятий^[64]. К концу второй пятилетки по объёму промышленной продукции СССР занял второе место в мире, уступая лишь США^[64].Резко снизился импорт, что рассматривалось как завоевание страной экономической независимости. Открытая безработица была ликвидирована. Занятость (в полных ставках) увеличилась с одной трети населения в 1928 году до 45 % в 1940 году, что обеспечило около половины роста ВНП^[65]. За период 1928—1937 гг. вузы и техникумы подготовили около 2 млн специалистов. Были освоены многие новые технологии. Так, только в течение первой пятилетки был налажен выпуск синтетического каучука, мотоциклов, наручных часов, фотоаппаратов, экскаваторов, высокомарочного цемента и высококачественных сортов стали^[59]. Был также заложен фундамент для советской науки, которая по отдельным направлениям со временем вышла на ведущие мировые позиции. На созданной индустриальной базе стало возможным проведение масштабного перевооружения армии; за время первой пятилетки оборонные расходы выросли до 10,8 % бюджета^[66].

С началом индустриализации резко снизился фонд потребления, и как следствие, уровень жизни населения^[67]. К концу 1929 г. карточная система была распространена почти на все продовольственные товары, но дефицит на пайковые товары по-прежнему остался, и для их покупки приходилось выстаивать огромные очереди. В дальнейшем уровень жизни начал улучшаться. В 1936 г. карточки были отменены, что сопровождалось повышением зарплат в промышленном секторе и ещё большим повышением государственных пайковых цен на все товары. Средний уровень потребления на душу населения в 1938 году был на 22 % выше, чем в 1928-м^[67]. Однако наибольший рост был среди партийной и рабочей элиты и совершенно не коснулся подавляющего большинства сельского населения, или более половины населения страны^[67].

Дата окончания индустриализации определяется различными историками по-разному. С точки зрения концептуального стремления в рекордные сроки поднять тяжёлую промышленность, наиболее выраженным периодом была первая пятилетка. Наиболее часто под концом индустриализации понимают последний предвоенный год (1940 г.), реже год накануне смерти Сталина (1952 г.). Если же под индустриализацией понимать процесс, целью которого является доля промышленности в ВВП, характерная для индустриально развитых стран, то такого состояния экономика СССР достигла только в 1960-е гг. Следует учитывать также социальный аспект индустриализации, поскольку лишь в начале 1960-х гг. городское население превысило сельское.

Профессор Н. Д. Колесов полагает^[68], что без осуществления политики индустриализации не была бы обеспечена политическая и экономическая независимость страны. Источники средств для индустриализации и её темпы были предопределены экономической отсталостью и слишком коротким сроком, отпущенным на её ликвидацию. По мнению Колесова, Советскому Союзу удалось ликвидировать отсталость всего за 13 лет.

В годы советской власти коммунисты утверждали, что в основе индустриализации был рациональный и выполнимый план^[69]. Между тем, предполагалось, что первый пятилетний план вступит в действие ещё в конце 1928 г., однако даже к моменту его объявления в апреле — мае 1929 г. работа по его составлению не была завершена. Изначальная форма плана включала в себя цели для 50 отраслей промышленности и сельского хозяйства, а также соотношение между ресурсами и возможностями. С течением времени главную роль стало играть достижение наперёд заданных показателей. Если изначально заложенные в плане темпы прироста промышленного производства составляли 18-20 %, то к концу года они были удвоены. Западные и российские исследователи утверждают, что несмотря на отчёт об успешном выполнении первой пятилетки, статистика была сфальсифицирована^[64][69], и ни одна из целей не была достигнута даже близко^[70]. Более того, в сельском хозяйстве и в промышленных отраслях, зависящих от сельского хозяйства, был резкий спад^[59][64]. Часть партийной номенклатуры была этим крайне возмущена, например, С. Сырцов охарактеризовал репортажи о достижениях как «очковтирательство»^[69].

По мнению Б. Бруцкуса, сталинская индустриализация была плохо продуманной, что проявилось в серии объявленных «переломов» (апрель — май 1929 г., январь — февраль 1930 г., июнь 1931 г.). Возникла грандиозная и насквозь политизированная система, характерными чертами которой были хозяйственная «гигантомания», хронический товарный голод, организационные проблемы, расточительность и убыточность предприятий^[71]. Цель (то есть, план) стала определять средства для её реализации. Согласно выводам ряда историков (Р. Конквеста, Р. Пайпса и др.), пренебрежение материальным обеспечением и развитием инфраструктуры с течением времени стало наносить значительный экономический ущерб^[69]. Некоторые из начинаний индустриализации критики считают плохо продуманными с самого начала. Так, Ж. Росси приводит высказывания, согласно которым Беломоро-Балтийский канал якобы был никому не нужен^[72]. Вместе с тем, уже в первую навигацию 1933 года по каналу было перевезено 1143 тыс. тонн грузов и 27 тыс. пассажиров^[73]; в 1940 году около миллиона тонн^[74], а в 1985 году 7 млн 300 тыс. тонн грузов^[75].

Статистика производства и потребления электроэнергии за 1916/17 год в советской историографии осознано не упоминалась с пропагандистской точки зрения. Для демонстрации успехов советской экономики использовались данные 1913 года, которые в сравнении с показателями 1932 года естественно давали куда более высокие показатели, хотя на уровень потребления дореволюционного уровня СССР вышел лишь в 1928 году. На самом деле утверждения, что до революции в «варварски отсталой аграрно-крестьянской стране» вообще не было собственной энергетической и электротехнической базы, а план ГОЭЛРО — детище исключительно Октябрьской революции и лично В. И. Ленина и И. В. Сталина, не соответствует реальному положению дел того времени. В действительности, в Российской империи активно наращивались мощности производства электроэнергии. Например, если в 1913 г. на трех центральных электростанциях Санкт-Петербурга было выработано 47,6 млн. кВт*час, то в 1916 г. — 240,5 млн. кВт*час^[76]. В 1910 году немецкая компания Siemens & Halske в партнерстве с американской Westinghouse заложила Волховскую ГЭС. В 1912 году обсуждалось строительство трех плотин на месте нынешней ДнепроГЭС. МПС планировал в 1917 году потратить на гидрообъекты до 600 млн золотых рублей, получив 860 МВт мощности^[77]. Динамичное развитие электроэнергетики в Российской Империи было прервано революцией, которая привела к полной деградации электроэнергетической отрасли, длившейся до конца 1921 года^[76].

Несмотря на освоение выпуска новой продукции, индустриализация велась преимущественно экстенсивными методами: экономический рост обеспечивался увеличением нормы валового накопления в основной капитал, нормы сбережений (за счет падения нормы потребления), уровня занятости и эксплуатации природных ресурсов^[78]. Британский учёный Дон Фильцер считает, что это было обусловлено тем, что в результате коллективизации и резкого снижения уровня жизни сельского населения человеческий труд сильно обесценился^[79]. В. Роговин отмечает, что стремление выполнить план приводило к обстановке перенапряжения сил и перманентного поиска причин, чтобы оправдать невыполнение завышенных задач^[80]. В силу этого, индустриализация не могла питаться одним только энтузиазмом и требовала ряда мер принудительного характера^[69][80]. Начиная с октября 1930 г. свободное передвижение рабочей силы было запрещено, были введены уголовные наказания за нарушения трудовой дисциплины и халатность. С 1931 г. рабочие стали нести ответственность за ущерб, нанесённый оборудованию^[69]. В 1932 г. стал возможным принудительный перевод рабочей силы между предприятиями, были ужесточены наказания за хищения социалистического имущества, вплоть до смертной казни за хищения в особо крупных размерах. 27 декабря 1932 г. был восстановлен внутренний паспорт, который Ленин в своё время осуждал как «царистскую отсталость и деспотизм». Семидневная неделя была заменена на сплошную рабочую неделю, дни которой, не имея названий, нумеровались цифрами от 1 до 5. На каждый шестой день приходился выходной, устанавливаемый для рабочих смен, так что заводы могли работать без перерыва. Активно использовался труд заключённых (см. ГУЛАГ), который рассматривался как важный экономический ресурс. Постановление Совета Народных Комиссаров в 1929 году предписывало ОГПУ организовать новые лагеря для приема заключенных в отдаленных районах страны в целях колонизации этих районов и эксплуатации их природных богатств. Однако общие объёмы капстроительства, осуществлявшегося ГУЛАГом, составляли только 10 % от общих государственных капвложений^[81]. Все это стало предметом острой критики в демократических странах^[82].

Недовольство рабочих время от времени выливалось в забастовки^[83][84][85]: на Сталинском заводе, заводе им. Ворошилова, Шостенском заводе на Украине, на заводе «Красное Сормово» под Нижним Новгородом, на заводе «Серп и Молот» Машинотреста в Москве, Челябинском тракторстрое и других предприятиях.

Индустриализация в значительной степени проводилась за счёт сельского хозяйства (коллективизация). Прежде всего, сельское хозяйство стало источником первичного накопления, за счёт низких закупочных цен на зерно и последующего экспорта по более высоким ценам, а также за счёт т. н. «сверхналога в виде переплат на промтовары»^[86]. В дальнейшем крестьянство также обеспечивало рост тяжёлой промышленности рабочей силой. Краткосрочным результатом этой политики стало временное падение сельскохозяйственного производства. Следствием этого стало ухудшение экономического положения крестьянства^[59],

(Голод в СССР (1932—1933). Для компенсации потерь села потребовались дополнительные расходы. В 1932—1936 колхозы получили от государства около 500 тыс. тракторов не только для механизации обработки земли, но и для восполнения ущерба от сокращения поголовья лошадей на 51 % (77 млн.) в 1929—1933. Механизация труда в сельском хозяйстве и объединение разрозненных земельных наделов обеспечили существенный рост производительности труда.

Троцкий и зарубежные критики утверждали, что, несмотря на усилия, направленные на повышение производительности труда, на практике средняя производительность труда падала^[87]. Об этом говорится и в ряде современных зарубежных публикаций^[65], согласно которым за период 1929—1932 гг. добавленная стоимость за час работы в промышленности упала на 60 % и вернулась на уровень 1929 года только в 1952 году. Объясняется это появлением в экономике хронического товарного дефицита, коллективизацией, голодом, массовым наплывом необученной рабочей силы из деревни и наращиванием предприятиями своих трудовых ресурсов. В то же время удельный ВНП на одного рабочего за первые 10 лет индустриализации вырос на 30 %^[65].

Что касается рекордов стахановцев, то рядом историков^[88] отмечается, что их методы представляли собой поточный способ увеличения производительности, прежде популяризованный Ф. Тейлором и Г. Фордом, который Ленин называл «потогонной системой». Кроме того, рекорды были в значительной степени инсценированы и являлись результатом усилий помощников стахановцев^[89][90], а на практике обернулись погоней за количеством в ущерб качеству продукции. Многие стахановские рекорды явились результатом приписок. В силу того, что оплата труда была пропорциональна производительности, зарплаты стахановцев стали в несколько раз выше средних заработков по индустрии. Это вызвало враждебное отношение к стахановцам со стороны рабочих, упрекавших их в том, что их рекорды ведут к повышению норм и снижению расценок. Социальные последствия стахановского движения привело к глубокому расслоению в среде рабочего класса, когда разница зарплат привилегированных слоёв рабочего класса относилась как 20:1 к заработной плате низкооплачиваемых его слоёв^[91].

Исключение Троцкого, Каменева и Зиновьева из партии на XV съезде ВКП(б) дало начало волне репрессий в партии^[92], которые распространились на техническую интеллигенцию и иностранных технических специалистов. На июльском пленуме ЦК ВКП(б) 1928 г. Сталин выдвинул тезис о том, что «по мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться». В том же году началась кампания против «вредительства». «Вредителей» обвиняли в провалах усилий по достижению показателей плана. Первым громким процессом по делу «вредителей» стало Шахтинское дело, после которого обвинения в саботаже могли последовать за невыполнение предприятием плана^[93][94].

Одной из главных целей форсированной индустриализации было преодоление отставания от развитых капиталистических стран. Некоторые критики утверждают^[95], что такое отставание само по себе было преимущественно следствием Октябрьской революции. Они обращают внимание на то, что в 1913 г. Россия занимала пятое место в мировом промышленном производстве^[96] со средним темпом роста экономики 1,7 % в период 1885—1913^[97]. Однако к 1920 г. уровень производства упал по сравнению с 1916 г. в девять раз^[98]. В то же время Китай на 1910 г. также входил в список десяти крупнейших экономик мира, не являясь реально промышленно развитой страной^[99].

В ряде современных исследований доказывается, что темпы роста ВВП в СССР (упомянутые выше^[57] 3 — 6,3 %) были сравнимы с аналогичными показателями в Германии в 1930—1938 гг. (4,4 %) и Японии (6,3 %), хотя и значительно превосходили показатели таких стран, как Англия, Франция и США, переживавших «Великую депрессию»^[100].В исследовании «Был ли нужен Сталин для экономического развития России?» доктор экономических наук Сергей Гуриев вместе с другими экономистами провели макроэкономическое моделирование и сравнение сталинской экономической политики с экстраполяцией роста экономики Российской империи, с экстраполяцией роста советской экономики при НЭПе, а также с экономикой Японии. В своей работе они пришли к однозначному выводу, что сталинская экономика не опережала альтернативные сценарии как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе. Например, японская экономика находилась примерно на одинаковом уровне развития до войны и показала примерно такие же темпы развития, что и СССР. В отличие от СССР, Японии удалось провести индустриализацию, добиться при этом более высокого уровня производительности и благосостояния граждан без репрессий и без разрушения сельского хозяйства^[2].

Для СССР того периода были характерны авторитаризм и централизованное планирование в экономике. На первый взгляд, это придаёт вес распространённому мнению, что высокими темпами наращивания промышленного выпуска СССР был обязан именно им. Однако ряд экономистов полагает, что рост советской экономики был достигнут только благодаря её экстенсивному характеру^[78]. В рамках контрфактических исторических исследований, или так называемых «виртуальных сценариев»^[101], выдвигались предположения, что при сохранении НЭПа также были бы возможны индустриализация и быстрый экономический рост^[102].

Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон в книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные» проанализировали опыт социалистической индустриализации. Не отрицая высоких темпов роста советской экономики они, тем не менее, отмечают отсутствие эффективных стимулов к повышению производительности труда. Стимулы плановой экономики не могли должным образом заместить рыночные стимулы: когда план по прокату устанавливался в тоннах, листы делали слишком тяжелыми, когда в метрах — наоборот, слишком тонкими. Аджемоглу и Робинсон пришли к выводу, что быстрый рост советской экономики был достигнут за счёт перераспределения ресурсов из сельского хозяйства в промышленность (а населения — из деревень в города), что позволило достичь рекордных темпов роста на ограниченном временном промежутке, но при этом не запустило процесс устойчивого развития, для которого необходимо наличие стимулов к инновациям у широких слоев населения. Потому подобный экономический рост имел естественные ограничения: когда к концу 1970-х годов численность городского населения СССР в промышленно развитых республиках вплотную подошла к 70 %, экономический рост СССР практически остановился^[103].

Одной из основных целей индустриализации было наращивание военного потенциала СССР. Так, если по состоянию на 1 января 1932 года в РККА насчитывались 1446 танков и 213 бронеавтомобилей, то на 1 января 1934 года — 7574 танка и 326 бронеавтомобилей — больше, чем в армиях Великобритании, Франции и нацистской Германии вместе взятых^[95].

Тем не менее в 1938 году ВВП СССР и Германии сравнялся^[104] и сохранял паритет до 1940 года.

Взаимосвязь между индустриализацией и победой СССР над нацистской Германией в Великой Отечественной войне является предметом дискуссий. В советское время была принята точка зрения, что индустриализация и довоенное перевооружение сыграли решающую роль в победе. Однако превосходство советской техники над немецкой по количеству накануне войны^[105] не смогло остановить противника. Историк Р. В. Ищенко видит причины катастроф первого периода войны в тактическом звене: недостатке координации частей и родов войск, опыта сражений в обороне и особенно в отступлении, когда из-за медлительности в принятии решений образовывались «котлы» (преимущественно на Западном фронте) или при контрнаступательных операциях части вводились в бой не «кулаком», а постепенно, давая возможность противнику уничтожать их одну за другой или перегруппировываться^[106].

По мнению историка К. Никитенко^[107], построенная командно-административная система свела на нет экономический вклад индустриализации в обороноспособность страны. В. Лельчук также обращает внимание на то, что к началу зимы 1941 г. была оккупирована территория, на которой до войны проживало 42 % населения СССР, добывалось 63 % угля, выплавлялось 68 % чугуна и т. д.^[64]: «Победу пришлось ковать не с помощью того мощного потенциала, который был создан в годы ускоренной индустриализации». В распоряжении захватчиков оказалась материально-техническая база таких построенных в годы индустриализации гигантов, как Новокраматорский и Макеевский металлургические комбинаты, Днепрогэс и др.

Но сторонники советской точки зрения возражают, что индустриализация наиболее коснулась Урала и Сибири, в то время как на оккупированных территориях оказалась преимущественно дореволюционная промышленность. Они также указывают, что немалую роль сыграла подготовленная эвакуация промышленного оборудования: часть их была перемещена на неоккупированные территории европейской части СССР и быстро стала давать продукцию, часть (а в 1942 году и те заводы, которые в 1941 году не увезли далеко) — в районы Урала, в Поволжье, Сибирь и Среднюю Азию, где для них ещё до войны были подготовлены промышленные площадки^[108][109]. Только в течение первых трёх месяцев войны было перемещено 1360 крупных (в основном, военных) предприятий^[110].

Посетивший в 1936 году СССР Андре Жид вспоминал, что перед открытием магазинов выстраивались очереди длиной в сотни человек^[111]. При этом товары, за редким исключением, были «совсем негодные».

Индустриализация послужила исторической основой для особого жанра русской советской литературы, получившим название у критиков «производственный роман»^[112]. В нём были созданы десятки произведений и работали выдающиеся художники слова — В. Катаев (Время, вперед!), К. Паустовский (Кара-Бугаз), И. Эренбург (День второй), Л. Леонов (Соть), И. Макаров (Миша Курбатов), А. Малышкин (Люди из захолустья), Ю. Крымов (Танкер «Дербент»), А. Беляев (Подводные земледельцы), Н. Ляшко (Записки доменного мастера), А. Бек (Доменщики, Новое назначение), Г. Николаева (Битва в пути), Б. Ясенский (Человек меняет кожу), В. Кожевников (Знакомьтесь, Балуев!), В. Липатов (Сказание о директоре Прончатове), В. Панова (Кружилиха), Ю. Трифонов (Утоление жажды), Д. Гранин (Искатели), В. Дудинцев (Не хлебом единым).

О теме труда задумывались даже те авторы, которые никогда не работали по социально значимой тематике, как, например, М. Пришвин, задумавший роман «О солнечной Бакинской нефти» и поэт Андрей Белый, замысливший поэму о «человеке труда и преобразовании страны».

Тема индустриализации нашла отражение в живописи, как например, у пейзажиста А. Куприна вышла целая серия индустриальных пейзажей. Одновременно был создан огромный корпус произведений, отвечающий политике социального заказа и значимости темы труда, с мифологизированным образом героя. «Цемент» Ф. Гладкова, «Далеко от Москвы» В. Ажаева, «Сталь и шлак» В. Попова.

Поэзия

• В. Маяковский. Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка. (1929 г.)

Проза

• Андрей Платонов. Котлован. (1930 г.)
• Александр Малышкин. Люди из захолустья. (1938 г.)

Скульптура

• В. Мухина. Рабочий и колхозница. (Москва, 1937 г.)
• А. Е. Зеленский и В. Н. Богун. Металлург. (Магнитогорск, 1958 г.)

Кино

• «Иван». Реж. А. П. Довженко (1932 г.)
• «Светлый путь (фильм)» Г.Александрова (1940 г.)
• «Время, вперёд!» Михаила Швейцера (1965 г.)
• «Человек из мрамора». Реж. А. Вайда (1977 г.) — Фильм посвящён Польше 1950-х, однако прослеживается параллель с советским движением стахановцев.

• Почтовые марки СССР, 1929 год
• 
  Индустриализация: станок
• 
  Индустриализация колонна тракторов
• 
  Индустриализация: домны
• 
  Индустриализация: доменная печь

• Почтовые марки СССР, 1941 год
• 
  Рабочий и работница
• 
  Доменная печь
• 
  Дорога к Тушинскому аэродрому
• 
  Паровозы
• 
  Комбайн
• 
  Автомобили
• 
  Индустриальная панорама

В честь индустриализации СССР одна из улиц Ленинграда 6 декабря 1976 года^[113] получила название Индустриальный проспект.

• Верхотуров Д. Экономическая революция Сталина. — М.: Олма-Пресс, 2006. — ISBN 5-224-05191-6.
• Индустриализация Советского Союза. Новые документы, новые факты, новые подходы / Под ред. С. С. Хромова. В 2-х частях. М.: Ин-т российской истории РАН, 1997 и 1999.
• История индустриализации СССР 1926—1941 гг. Документы и материалы. / Под ред. М. П. Кима.

История индустриализации СССР 1926-1928 гг. Документы и материалы. — М.: «НАУКА», 1969.

История индустриализации СССР 1929-1932 гг. Документы и материалы. — М.: «НАУКА», 1970.

История индустриализации СССР 1933-1937 гг. Документы и материалы. — М.: «НАУКА», 1971.

История индустриализации СССР 1938-1941 гг. Документы и материалы. — М.: «НАУКА», 1972.

• История мировой экономики: Учебник для вузов / Под ред. Г. Б. Поляка, А. Н. Марковой. — М.: ЮНИТИ, 2002. — 727 с. — ISBN 5-238-00066-9.
• История России. Теории изучения. Под. ред. Б. В. Личмана. Россия в конце 1920-х-1930-е гг. [10]
• Меерович М. Г. Фордизм и постфордизм. Альберт Кан и Эрнст Май: США и Германия в борьбе за советскую индустриализацию // Постфордизм: концепции, институты, практики / Под ред. М. С. Ильченко, В. С. Мартьянова. — М.: Политическая энциклопедия, 2015. — ISBN 978-5-8243-1995-8
• Мухин М. Ю. Амторг. Американские танки для РККА (недоступная ссылка) // Отеч. история. — М., 2001. — N 3. — С. 51-61.
• Davies R. W. The Industrialisation of Soviet Russia. In 5 Volumes. London: Palgrave Macmillan, 1980—2003.
• Melnikova-Raich, Sonia. "The Soviet Problem with Two 'Unknowns': How an American Architect and a Soviet Negotiator Jump-Started the Industrialization of Russia, " Part I: Albert Kahn. IA, Journal of the Society for Industrial Archeology 36, no. 2 (2010). ISSN 0160-1040* Melnikova-Raich, Sonia. The Soviet Problem with Two 'Unknowns': How an American Architect and a Soviet Negotiator Jump-Started the Industrialization of Russia, Part I: Albert Kahn (англ.) // IA, Journal of the Society for Industrial Archeology : journal. — 2010. — Vol. 36, no. 2. — P. 57—80. — ISSN 0160-1040. Архивировано 16 декабря 2013 года. [11]
• Аджемоглу Д., Робинсон Дж. А. Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты = Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty (2012). — М.: АСТ, 2016. — 693 с. — ISBN 978-5-17-092736-4.

• Госплан СССР
• Предыстория Великой Отечественной войны
• Экономика СССР
• Экономика России
• Индустриализация в Российской империи